В самом конце июня от нас ушел мой дед, я про него писал уже, писал про другое, про время и про диалог, и так и не стал каких-то завершающих аккордов вносить в наши с ним последние встречи уже в больнице, из которой все мы равно как и он сам знали, что выхода у него нет. Так оно и лучше наверное, что не стал.
Деду было девяносто, достойный восхищения возраст, и потому стоит грустить, но не жалеть. Невозможно пожалеть человека так прожившего жизнь — трудную и не всегда солнечную, но самое главное как он ее прожил, как шел через все и как радовался каждому моменту проведенному с любым из нас. Никто из нас так не сможет.
Прошло уже сорок дней, а я все думаю — чего ж мы то так не можем? Вроде не бездельники, вроде не тупицы, а чего-то не так. Пока мне кажется, что мы просто зажрались. Мы не видели тех лишений и потому наверное не понимаем своих благ. Про себя могу сказать, что я куда более хитро, корыстно и всегда расчетливо поступаю в каждом вопросе, в целом эгоистично. По всем окружающим вижу, что все примерно так же — мы позволяем себе то, что хотим позволить, выливаем свои слабости на окружающих, вредничаем, да что особо пречислять, все и все знаем.
Дед же никогда не жаловался, не слышал никто ни повышенного тона, от него было не услышать слов: «Я устал» или «Мне лень». Ко всем близким всегда было великое искреннее отношение и готовность сделать что угодно. Во мне нет такого и близко…
То ли это война, то ли еще что, но дед ценил каждый день как праздник, и когда я пишу это, то провожу параллель — я так себя веду например 8 марта по отношению к жене, а он — каждый день и для каждого человека. Он умел ценить все то, что мы воспринимаем как данность, и наверное поэтому был счастливее всех вокруг. Наверное поэтому они прожили с бабушкой 63 года душа в душу, ну или почему еще… они и сами не могли с бабушкой на это никогда ответить.
Какое-то время я думал, что это такое поколение было, что таких людей быломного, что раньше все были другие, так нет — и среди сильно старших дедушка выделялся. Как и с чем связать то, каким он был особенным я не знаю.
Остается память.
